| Прасковья | |
|---|---|
| |
| Основная информация | |
| Пол | Женщина |
| Класс | Одарённый человек |
| Место жительства | Тартар, Москва, лопухоидный мир |
| Род занятий | Наследница мрака, Валькирия |
| Серия | «Мефодий Буслаев» |
| Смертный персонаж | |
| Условно нейтральный персонаж | |
- «Возле Лигула, справа от его двусмысленного кресла, стояла высокая девушка. Алое платье подчеркивало матовую бледность лица. Только пухлые губы пунцовели кровавым росчерком.»
Описание[]
Прасковья — воспитанница Лигула, девушка, выросшая в Тартаре и нарочно избалованная до такой степени, что не различает добра и зла.
Внешность[]
Высокая худощавая девушка с тёмными волосами, светло-голубыми глазами, молочно-бледной кожей и яркими пухлыми губами. Не обращает особого внимания на свою внешность: кусает губы, носит первую попавшуюся ей под руку одежду. Также Прасковья по неизвестным причинам не может разговаривать; если ей очень важно сказать что-либо, несмотря на огромные усилия она способна произвести лишь несколько невнятных звуков, похожих на крик больной птицы. В силу своей немоты девушка использует людей и стражей в качестве рупора, магически подавляя их волю. Так, чаще всего её «рупором» был Ромасюсик, однако подобную роль доводилось играть даже Лигулу. Впрочем, когда ей нужно было сообщить что-либо тайно, Прасковья отказывалась от подобных посредников, предпочитая писать свои реплики чем попало и на чём попало, например, собственной помадой на магазинном чеке.
Характер[]
Как человек, выросший в Тартаре, Прасковья наделена весьма непростым, а порой просто невыносимым характером. Вдобавок ситуацию осложняет тот факт, что дар Прасковьи бушует синхронно с её эмоциями: если она смеётся, плачет или злится, вокруг неё распространяются волны боли, всё вокруг загорается или замерзает.
Биография[]
Когда Прасковья была маленькой (лет четырёх), её забрали в Тартар и растили там, стараясь максимально её избаловать.
- «Для нее вчерашний шоколад был несвежим»
Это делалось в рамках эксперимента тёмных стражей над людьми с эйдосом. В результате, несмотря на то, что эйдос Прасковьи был на редкость ярок и чист, сама она не различала добра и зла, не задумываясь творила ужасные вещи.
Прасковья впервые за двенадцать лет увидела людей, когда проводилась охота на яроса.МБ8 При первой встрече она всего лишь заинтересовалась Буслаевым, затем возжелала получить его симпатию… И вот тут наступил пиковый момент: избалованная вседозволенностью Прасковья впервые не смогла получить желаемое. Заинтересованность переросла в одержимость.
Ситуация осложнялась ещё и тем, что после ухода Мефодия от мрака Прасковью сделали наследницей вместо него. Так как основные силы Кводнона оставались у Мефодия и Прасковья была недостаточно сильна для наследницы, тёмные устроили всё так, чтобы наследница отняла у Чимоданова, Вихровой и Мошкина их силы; таким образом силы Прасковьи практически уравнялись с силами Буслаева.МБ12
Казалось бы, девушка с потрохами принадлежала мраку. Но свет не терял надежды, и не напрасно: коснувшись груди Багрова, где вместо сердца бился Камень Пути, Прасковья почувствовала, что даже от мрака можно уйти, и начала постепенно изменяться к лучшему.МБ14 Изменения были хорошо заметны тем, кто её долго знал: она, как умела, заботилась о Зиге, и даже бескорыстно печатала за Буслаева рефераты.МБ15 В дальнейшем она поселилась с Зигей и Шиловым в семидесятой комнате того же общежития, где жил Меф.МБ16
Прасковья всё сильнее менялась; в результате она едва не погибла от контролировавшего её тартарианского паразита, однако вовремя была спасена и освобождена от него совместными действиями Буслаева, Дафны и Шилова. В конце концов она отправилась в путешествие вместе с Зигей и Шиловым.МБ17
Тартарианский паразит[]
- «— Идиот! Что ты делаешь? Она же так подохнет! — процедил Пуфс с досадой.<…>
карлик встал на колени и прямо через одежду, без малейшего усилия, засунул в Прасковью руку до плеча. Сотрясаясь от ужаса, Ромасюсик видел, как рука шарит у нее внутри и как шевелится, вздуваясь, кожа.
После непродолжительных поисков Пуфс ухватил что-то за край и, вытянув наружу, сердито оглядел. Испытывая выжигающую глаза боль, шоколадный юноша узрел в ладони у Пуфса нечто вроде грязного полупрозрачного полотенца. Пуфс встряхнул его, тщательно отжал – Ромасюсика едва не вывернуло от нахлынувшей откуда-то извне боли, — а затем хладнокровно уронил полотенце на грудь Прасковье. Слабо шевелясь, как медуза, полотенце неосязаемо прошло сквозь кожу и скрылось.
Прасковья перестала хрипеть. Ее спина больше не деревенела аркой. «Повелительница мрака» перевернулась на бок, подтянула к груди колени и лежала так, сжавшись в клубок. Дыхание стало ровнее. Даже стон — а стонать она пока не перестала — и тот как-то очистился.»
Описанное в этом отрывке «полупрозрачное полотенце» крайне заинтриговало фанатов этой серии книг. Было очевидно, что оно каким-то образом контролирует Прасковью, усиливая власть мрака над ней. Вдобавок Пуфс определённо обращался к нему как к живому существу.
Интрига была раскрыта лишь пять книг спустя. Виктор Шилов узнал в этом существе подселенца — тартарианского паразита, заставляющего душу гнить и питающегося этим гноем. И по всем симптомам выходило, что если не изгнать подселенца, Прасковья умрёт… Разумеется, узнав это, Дафна с Мефодием не могли остаться в стороне. Девушка маголодией изгнала подселенца из тела; Меф должен был моментально атаковать, так как подселенец уязвим лишь в первые несколько секунд после изгнания, но прошляпил этот момент и был атакован всесокрушающим унынием. Прасковья чуть было не погибла, но вмешался Зигя: искренне любя свою «мамочку», он попросил помощи у Шилова, до этого равнодушно стоявшего рядом. Виктор не смог отказать своему другу детства, перед которым до сих пор ощущал себя виноватым, и необычным образом уничтожил подселенца.
- «Я же говорил про дно расщелин Тартара? И что они ненавидят друг друга? Разрезанный подселенец превращается в нескольких отдельных. Всё, что от меня требовалось — рассечь его на более-менее равные части. Если бы они были неравные, сильная часть быстро пожрала бы слабую и подселенец опять воссоединился бы. А так — четыре равные части, и — пфф!»